Проанализировав протесты за 119 лет, ученые сделали вывод, что невооруженные революции вероятны в среднеразвитых странах с молодыми политическими режимами, большим населением, очень низким или очень высоким ростом экономики 
Связь протестов с экономическим ростом
Факторами, способствующими дестабилизации общества и невооруженным массовым выступлениям, являются как экономические кризисы, так и быстрый экономический рост, а связь с длительностью существования политического режима тоже «криволинейна» — наиболее подверженными протестам оказались либо совсем молодые политические системы, либо старые. К такому выводу пришел коллектив авторов статьи «Факторы начала невооруженных революционных выступлений: опыт комплексного анализа», опубликованной в выпуске журнала «Социологическое обозрение» в 2025 году. Конкретные страны ученые в пример не привели.
Как было проведено исследование
Авторы исследования представляют Центр изучения стабильности и рисков факультета социальных наук НИУ ВШЭ. Андрей Коротаев возглавляет центр, Леонид Гринин — главный научный сотрудник, Вадим Устюжанин — младший научный сотрудник. Илья Медведев и Андрей Уфимцев — стажеры-исследователи центра.
Для анализа они использовали математические методы и базу NAVCO Гарвардского университета (содержит информацию о насильственных и ненасильственных протестах), из которой взяли данные с 1900 по 2019 год. У авторов изначально было предположение по поводу 19 факторов, которые могут влиять на вероятность протестных выступлений. Из них важными показали себя 14. Общая оценка модели по параметру AUC составила 0,778 — это значит, что она способна верно предсказывать ненасильственные протесты в 78% случаев.
Вторым по значимости фактором после длительности существования политического режима стало население — чем его в стране больше, тем выше вероятность протестов, так как это позволяет лидерам протестующих найти большее количество сторонников и облегчает их мобилизацию, пишут исследователи.
Третьим по значимости фактором авторы посчитали экономический рост. Как и в случае с длительностью существования режима, он влияет на вероятность протестов не прямолинейно. «Наибольшие риски проявляются в случае тяжелого экономического кризиса, а наименьшие — в случае умеренного экономического роста. При этом важно заметить, что быстрый экономический рост также является фактором, повышающим риск невооруженной революционной дестабилизации, однако не так сильно, как кризис», — говорится в статье. При этом авторы делают еще одну оговорку: этот фактор достаточно тяжело учитывать еще и потому, что сами протесты негативно сказываются на экономическом росте, поэтому он может выступать как триггером протестов, так и их следствием.
Нелинейно влияет на вероятность протестов и четвертый по значимости фактор — индекс демократичности режима. В странах с высоким индексом протесты менее вероятны, так как существующие там институты и так успешно решают возникающие конфликты, а с низким (в авторитарных странах) — протесты менее вероятны, так как государство успешно их подавляет. «Следовательно, наибольшие риски приходятся на те страны, которые можно назвать частичными автократиями», — говорится в статье.
Также нелинейно влияние и «уровня коррумпированности режима» — пятый по значимости фактор. Хотя чем он выше, тем выше недовольство общества, авторы исследования считают, что высокий уровень коррупции в какой-то момент обеспечивает лояльность как элит, так и контрэлит. «Другими словами, в наиболее коррумпированных государствах коррумпируется все, включая и контрэлиты, что несколько снижает вероятность начала невооруженных выступлений», — резюмируют авторы статьи.
Важным фактором, способствующим протестным выступлениям, оказалась и величина финансовой помощи со стороны США. Авторы предполагают, что такая помощь повышает вероятность протестов, так как она, например, может использоваться как инструмент давления на государство — в частности, ограничивая его возможности использования репрессивного аппарата. Кроме того, эта помощь часто включает в себя меры по продвижению демократии, в том числе мониторинг выборов, обучение оппозиционных активистов, что само по себе способствует протестным выступлениям.
Другими значимыми переменными ученые считают: уровень образования; длительность правления главы государства; период, прошедший после холодной войны. Урбанизация, ВВП на душу населения, «молодежный бугор» (резкий рост молодого населения) также влияют на протесты не прямо. Так, в случае уровня ВВП наибольшие риски возникают, когда средним доходам населения фактически некуда расти. Что касается возраста населения, то наибольшие риски протестов приходятся на самые молодые и самые старые страны (по среднему возрасту жителей). Так, исследователи считают, что «молодежный бугор» стал одним из факторов, способствующих протестам на Ближнем Востоке, известным как «арабская весна».
Наконец, к важным факторам относятся доля промышленности в ВВП и протестная активность в предыдущие годы. Значимым, по оценкам исследователей, оказалось и производство нефти: чем оно больше, тем менее вероятны риски протестов.
Неважными факторами социологи считают: перевороты и попытки переворотов за последние пять лет, долю дискриминируемого населения, выборы, революции в странах-соседях. При этом авторы оговариваются, что это не значит, что эти факторы вообще не надо учитывать: в каких-то конкретных кейсах протестных выступлений они могут оказаться весьма значимыми.
Проанализировав протесты за 119 лет, авторы сделали вывод, что начало невооруженных революционных выступлений наиболее вероятно в экономически среднеразвитых государствах с молодыми политическими режимами, высокой численностью населения, очень низкими (как, впрочем, и очень высокими) темпами экономического роста. При этом политический режим в таких государствах может быть как частичной демократией, так и частичной автократией с высоким уровнем коррумпированности и очень длительным пребыванием первого лица у власти. Характерно также получение значительной помощи из США и низких доходов от нефти. Население таких государств обычно достаточно широко охвачено формальным образованием, у него есть культура протеста, к тому же значительная часть граждан проживает в городах.
Роль триггера
В политической науке существует достаточно много теорий, почему случаются революционные выступления. Например, авторы статьи ссылаются на исследование 2017 года, опубликованное американскими исследователями Эрикой Ченовет и Джеем Улфелдером, в котором они попытались объяснить феномен вооруженных восстаний количественными факторами. Они выделили четыре модели. В первой модели «массового недовольства» к протестам приводит ощутимое неравенство. В модели «ресурсной мобилизации» описан сценарий, когда организаторам протестов удается мобилизовать финансовый и людской ресурс. В «модернизационной» модели к протестам ведет формирование среднего класса, а в модели «политических возможностей» протесты происходят там, где это относительно безопасно.
Американские ученые Джеймс Дэвис и Тед Роберт Гарр, исследовавшие революции в России в 1917 году, считали, что угроза протестного действия выше, когда период экономического роста сменяется стагнацией или спадом. В период роста у людей растут ожидания, и этот процесс не останавливается при кризисе — и чем больше разрыв между ожиданиями и реальным положением дел в экономике, тем больше опасность для властей.
Также существуют теории, согласно которым социальное неравенство, по сути, обычно способствует стабильности политической системы, так как в кризисные времена весь удар приходится больше на бедные слои, в то время как богатые меньше ощущают на себе невзгоды.
Построение математических моделей всегда полезно, так как они порождают дискуссию, отметил в разговоре с РБК политолог Алексей Макаркин. Однако он считает, что часто они не могут предсказать триггер протеста. Характерен, по его словам, пример революции в Иране 1979 года. В тот момент страна переживала экономический рост, имела поддержку со стороны США, сильную армию с гвардией, преданной шаху Мохаммеду Резе Пехлеви, в стране к тому времени сложился достаточно широкий слой вестернизированной интеллигенции. Все это, по оценке эксперта, как раз говорило о том, что революции случиться не должно. Однако она произошла, причем перемены настроения в обществе были стремительны.
Триггером для крушения Российской империи, по его оценке, стали слухи о пьянстве Николая II и любовной связи его супруги Александры с Григорием Распутиным. «При этом это были слухи, не имеющие ничего общего с действительностью», — указывает эксперт. Наконец, крушение СССР, по его оценке, предопределила разница между декларируемыми ценностями равенства и привилегиями, существовавшими у правящего класса. «Нам бы эти привилегии показались смешными. Все эти соломинки тяжело предсказать через математические модели. Тут скорее стоит обратиться к теории «черных лебедей». Но модели хороши тем, что они вызывают дискуссию. Помогают понять, какие вещи стоит учитывать, как их дальше улучшать. Просто они скорее предсказывают факторы, но не триггеры», — заключает эксперт.
Исследования факторов протеста важны, но они скорее хорошо объясняют события прошлого, чем прогнозируют будущие события, считает старший научный сотрудник факультета политологии МГУ им. Ломоносова Олег Ляховенко. «Перечисленные параметры имели влияние в старой системе мировой политики с принятым и понятным порядком. Они и исходят из понятий, которые были характерны для этого времени. Но сейчас мы находимся в эпохе глобальной турбулентности, в ходе которой переосмысливается и понятие устойчивости государства. Что и как будет влиять на нее в будущем, сказать сложно. Возможно, в том числе и с помощью таких исследований теории со временем появятся», — сказал эксперт РБК.
Политконсультант Евгений Минченко считает, что к факторам эффективных невооруженных протестов надо добавить элитный раскол: «Только он и делает возможными эффективные невооруженные протесты. Когда силовые инструменты взаимно уравновешены. Также как фактор я бы упомянул наличие и влияние сетевых негосударственных структур — это диаспоры, секты, масоны и т.д.». Эксперт также отмечает, что данные исследования частично подтверждают «парадокс Токвиля» (в рамках этой концепции по мере улучшения социальных условий и возможностей быстрее растет и социальная фрустрация).